Так уж получилось, что каждый день мне приходится проводить до шести часов в общественном транспорте с многочисленными пересадками. За это время задолбать успело очень многое, начиная от банальной толкучки и заканчивая людьми, не имеющими понятия об элементарных правилах приличия и взаимоуважения. Задолбало, но не критично. Откровенно говоря, до вчерашнего дня.
Городской автобус, 15:30. Не час пик, конечно, однако незанятым осталось только одно сидение. Есть люди, принципиально не желающие садиться, есть и те, кто зашёл в салон и бухнулся на первое попавшееся место — как, например, дама лет тридцати с планшетом в руках. Над местом указано, что оно предназначено для инвалидов, пожилых, беременных и т. д. — но раз уж таковых не наблюдается, то пусть сидит себе человек. Казалось бы, что в этом плохого?
На следующей остановке заходит божий одуванчик с палочкой. Передвигается едва-едва, в автобус ей помогают забраться. Несколько человек сразу норовит уступить место, да и свободное до сих пор таковым и остаётся, однако бабушка качает головой: тяжело, ибо все они находятся на возвышении, конкретно для неё труднопреодолимом. И сразу же обращается к даме с просьбой пересесть. Весьма вежливой просьбой, стоит заметить. Ещё секунд двадцать дама продолжает тыкать свой планшет, после чего смотрит на бабушку взглядом бешеного богомола и гаркает:
— У меня, @#$, может, тоже ноги больные!
Бабушка опускает глаза, извиняется и вздыхает. Под общий возмущённый гул мы с рядом стоящим парнем помогаем ей взобраться на обычное сидение. На все замечания дама и бровью не ведёт, продолжая самозабвенно жевать жвачку и смотреть в окно. До последнего надеюсь, что у неё и вправду какие-то неполадки со здоровьем — всякое бывает в жизни, проблемы с ногами встречаются и у молодых. Но аккурат на следующей остановке дама вскакивает с сидения и на своих десятисантиметровых шпильках выпархивает из транспорта, вприпрыжку настигая, по всей видимости, своего возлюбленного с букетом цветов. Объятия и весьма бодрый шаг от остановки. Те самые больные ноги, кажется, чудесным образом исцелились всего за две минуты.
Я не собираюсь клеймить всех людей бессердечными уродами, вовсе нет. Но за таких мне стыдно. Пусть ваша старость будет не менее тяжёлой, и тогда, возможно, наконец станет стыдно вам самим.
Городской автобус, 15:30. Не час пик, конечно, однако незанятым осталось только одно сидение. Есть люди, принципиально не желающие садиться, есть и те, кто зашёл в салон и бухнулся на первое попавшееся место — как, например, дама лет тридцати с планшетом в руках. Над местом указано, что оно предназначено для инвалидов, пожилых, беременных и т. д. — но раз уж таковых не наблюдается, то пусть сидит себе человек. Казалось бы, что в этом плохого?
На следующей остановке заходит божий одуванчик с палочкой. Передвигается едва-едва, в автобус ей помогают забраться. Несколько человек сразу норовит уступить место, да и свободное до сих пор таковым и остаётся, однако бабушка качает головой: тяжело, ибо все они находятся на возвышении, конкретно для неё труднопреодолимом. И сразу же обращается к даме с просьбой пересесть. Весьма вежливой просьбой, стоит заметить. Ещё секунд двадцать дама продолжает тыкать свой планшет, после чего смотрит на бабушку взглядом бешеного богомола и гаркает:
— У меня, @#$, может, тоже ноги больные!
Бабушка опускает глаза, извиняется и вздыхает. Под общий возмущённый гул мы с рядом стоящим парнем помогаем ей взобраться на обычное сидение. На все замечания дама и бровью не ведёт, продолжая самозабвенно жевать жвачку и смотреть в окно. До последнего надеюсь, что у неё и вправду какие-то неполадки со здоровьем — всякое бывает в жизни, проблемы с ногами встречаются и у молодых. Но аккурат на следующей остановке дама вскакивает с сидения и на своих десятисантиметровых шпильках выпархивает из транспорта, вприпрыжку настигая, по всей видимости, своего возлюбленного с букетом цветов. Объятия и весьма бодрый шаг от остановки. Те самые больные ноги, кажется, чудесным образом исцелились всего за две минуты.
Я не собираюсь клеймить всех людей бессердечными уродами, вовсе нет. Но за таких мне стыдно. Пусть ваша старость будет не менее тяжёлой, и тогда, возможно, наконец станет стыдно вам самим.