— Мне не нужны ваши деньги, я хочу, чтобы вы ответили по всей строгости закона!
Красиво и благородно звучит, правда? Я это запомнил, эту фразу я слышал более четырёх лет назад от сбитого мной молодого человека. Он был упорный, этот молодой человек. Уголовное дело против меня завели далеко не сразу; доказать стойкую утрату трудоспособности у него так и не получилось, но кто-то из медиков выдал ему заключение, что травма, полученная им при столкновении, могла быть опасна для жизни. Он боролся и дальше, требуя признать меня пьяным, скрывшимся с места преступления и не оказавшим ему помощь. Не удалось.
Тот вечер я помню. Я задержался на объекте допоздна. Потом мне хотелось просто доехать до дома. Тёмная улица, лавирование между колдобин с постоянными разгонами и торможениями. Перехода я не видел — смотрел под колёса. Потом был отблеск, удар по тормозам, перекошенное лицо парня, выставляющего вперёд себя руки, и столкновение (как потом заключили криминалисты, на скорости, не превышающей 40 км/ч). Мысли свои тоже помню, самые меркантильные: «Хоть бы он выжил, а то посадят». Был очень рад, когда увидел, что парень жив. Вообще, единственной серьёзной раной мне тогда показалась травма головы — парень ударился затылком при падении. Мою перевязку одобрили в скорой, гаишники отвезли меня в наркодиспансер — всё, чтобы рассчитывать на снисхождение суда, я сделал. Даже признал свою вину.
— Когда он увидит, что у тебя есть что взять, он обдерёт тебя как липку, — сказал мой знакомый, через которого я нанимал адвоката. Тогда я встретился с парнем и предложил ему денег. Предложил ему самому написать сумму компенсации. Его ответ — в первой строчке.
Суд дал мне два года условно и обязал выплатить компенсацию. «Неслыханно щедро для живого потерпевшего!» — цинично сказал мой адвокат, когда была озвучена сумма, сравнимая со стоимостью двухкомнатной квартиры в центре нашего города. Я не протестовал — протестовал потерпевший. Добился, дело отправили на пересмотр под контролем представителя президента и прокурора области. Запахло реальным сроком.
— Плевать на него, подумай о своей семье! — сказал мне мой друг, знавший о моём финансовом положении. И я подумал. О том, что парню этому в погоне за справедливостью наплевать на мою жену, моих троих несовершеннолетних детей, ему наплевать, как они будут жить, пока я мотаю срок на зоне. А ведь они его не сбивали, они вообще тут ни при чём.
Я не прибедняюсь, на тот момент у меня был достаток. Такой призрачный достаток индивидуального предпринимателя. Кто занимался этим — знает. Все материалы и сырьё — в кредит; когда выполнишь подряды и получишь расчёт, чувствуешь себя королём.
— Это не моя проблема, — сказал мне потерпевший, когда я объяснил ему ситуацию и заверил, что расчёт с ним будет через тройку месяцев, если он не будет оспаривать мой условный срок. Я просил его дать мне возможность работать. Не его проблема — моя. Я её решил, законность метода решения не оспорена. У меня было четыре договора подряда и кредитов на восьмизначную сумму. Что успел — выполнил, что не успел — уплатил неустойку. Ликвидировал бизнес, распродал кое-какое имущество и ушёл на зону без собственности и без долгов. Кроме долга этому парню — на него денег не хватило. Возместить ему судебные издержки хватило, а остальное…
— А кто мне заплатит? — возмущённо закричал он, когда судебные приставы внимательно изучали документы на собственность, по которым выходило, что мы с женой разделили имущество, и всё, что осталось в квартире (и немного денег в банке), — это её собственность.
Благородство парня кончилось. Бабло опять победило. Напрасны были мои уверения в том, что я вернусь из колонии, устроюсь на работу и постепенно выплачу оставшиеся деньги.
— Ты берёшь эти справки, идёшь в «***банк» и берёшь кредит. Если не будешь убедительна — твоя дочь сильно заболеет, — примерно такую фразу записала камера, которую закрепили полицейские на одежде моей жены. За месяц до моего освобождения её буквально загнали в угол угрозами и требованиями. Она при поддержке моих друзей стала искать защиты в полиции. Автор фразы — один из «друзей» пострадавшего. Следствие ещё идёт. Букет статей, трое подозреваемых, включая моего потерпевшего.
— Подавись своими деньгами, только скажи своей суке, чтобы забрала заявление, — это мне сказал мой потерпевший две недели назад. Видимо, дело плохо.
Не получится, уважаемый. Тебе должен я — я тебе деньги верну, я их тебе уже перечисляю. Такими темпами шесть лет буду перечислять — ну, уж такая у меня зарплата. Если тебя так интересуют деньги, так с моего бизнеса их получить было проще, но бизнеса больше нет. А вот ты угрожал моей жене, не мне. Ты же за закон был раньше? Так вот, примириться по закону в твоём случае нельзя: вас обвиняют в совершении тяжкого преступления, а у меня было преступление средней тяжести, так что месть тут ни при чём. Ни я, ни моя жена не будут настаивать на реальном сроке — я там был, там нет ничего интересного. Сможешь не сесть — удачи тебе. Вот только на будущее реши для себя, что важнее: закон, понятия, выгода или справедливость, а не мешай всё в свою пользу.
Красиво и благородно звучит, правда? Я это запомнил, эту фразу я слышал более четырёх лет назад от сбитого мной молодого человека. Он был упорный, этот молодой человек. Уголовное дело против меня завели далеко не сразу; доказать стойкую утрату трудоспособности у него так и не получилось, но кто-то из медиков выдал ему заключение, что травма, полученная им при столкновении, могла быть опасна для жизни. Он боролся и дальше, требуя признать меня пьяным, скрывшимся с места преступления и не оказавшим ему помощь. Не удалось.
Тот вечер я помню. Я задержался на объекте допоздна. Потом мне хотелось просто доехать до дома. Тёмная улица, лавирование между колдобин с постоянными разгонами и торможениями. Перехода я не видел — смотрел под колёса. Потом был отблеск, удар по тормозам, перекошенное лицо парня, выставляющего вперёд себя руки, и столкновение (как потом заключили криминалисты, на скорости, не превышающей 40 км/ч). Мысли свои тоже помню, самые меркантильные: «Хоть бы он выжил, а то посадят». Был очень рад, когда увидел, что парень жив. Вообще, единственной серьёзной раной мне тогда показалась травма головы — парень ударился затылком при падении. Мою перевязку одобрили в скорой, гаишники отвезли меня в наркодиспансер — всё, чтобы рассчитывать на снисхождение суда, я сделал. Даже признал свою вину.
— Когда он увидит, что у тебя есть что взять, он обдерёт тебя как липку, — сказал мой знакомый, через которого я нанимал адвоката. Тогда я встретился с парнем и предложил ему денег. Предложил ему самому написать сумму компенсации. Его ответ — в первой строчке.
Суд дал мне два года условно и обязал выплатить компенсацию. «Неслыханно щедро для живого потерпевшего!» — цинично сказал мой адвокат, когда была озвучена сумма, сравнимая со стоимостью двухкомнатной квартиры в центре нашего города. Я не протестовал — протестовал потерпевший. Добился, дело отправили на пересмотр под контролем представителя президента и прокурора области. Запахло реальным сроком.
— Плевать на него, подумай о своей семье! — сказал мне мой друг, знавший о моём финансовом положении. И я подумал. О том, что парню этому в погоне за справедливостью наплевать на мою жену, моих троих несовершеннолетних детей, ему наплевать, как они будут жить, пока я мотаю срок на зоне. А ведь они его не сбивали, они вообще тут ни при чём.
Я не прибедняюсь, на тот момент у меня был достаток. Такой призрачный достаток индивидуального предпринимателя. Кто занимался этим — знает. Все материалы и сырьё — в кредит; когда выполнишь подряды и получишь расчёт, чувствуешь себя королём.
— Это не моя проблема, — сказал мне потерпевший, когда я объяснил ему ситуацию и заверил, что расчёт с ним будет через тройку месяцев, если он не будет оспаривать мой условный срок. Я просил его дать мне возможность работать. Не его проблема — моя. Я её решил, законность метода решения не оспорена. У меня было четыре договора подряда и кредитов на восьмизначную сумму. Что успел — выполнил, что не успел — уплатил неустойку. Ликвидировал бизнес, распродал кое-какое имущество и ушёл на зону без собственности и без долгов. Кроме долга этому парню — на него денег не хватило. Возместить ему судебные издержки хватило, а остальное…
— А кто мне заплатит? — возмущённо закричал он, когда судебные приставы внимательно изучали документы на собственность, по которым выходило, что мы с женой разделили имущество, и всё, что осталось в квартире (и немного денег в банке), — это её собственность.
Благородство парня кончилось. Бабло опять победило. Напрасны были мои уверения в том, что я вернусь из колонии, устроюсь на работу и постепенно выплачу оставшиеся деньги.
— Ты берёшь эти справки, идёшь в «***банк» и берёшь кредит. Если не будешь убедительна — твоя дочь сильно заболеет, — примерно такую фразу записала камера, которую закрепили полицейские на одежде моей жены. За месяц до моего освобождения её буквально загнали в угол угрозами и требованиями. Она при поддержке моих друзей стала искать защиты в полиции. Автор фразы — один из «друзей» пострадавшего. Следствие ещё идёт. Букет статей, трое подозреваемых, включая моего потерпевшего.
— Подавись своими деньгами, только скажи своей суке, чтобы забрала заявление, — это мне сказал мой потерпевший две недели назад. Видимо, дело плохо.
Не получится, уважаемый. Тебе должен я — я тебе деньги верну, я их тебе уже перечисляю. Такими темпами шесть лет буду перечислять — ну, уж такая у меня зарплата. Если тебя так интересуют деньги, так с моего бизнеса их получить было проще, но бизнеса больше нет. А вот ты угрожал моей жене, не мне. Ты же за закон был раньше? Так вот, примириться по закону в твоём случае нельзя: вас обвиняют в совершении тяжкого преступления, а у меня было преступление средней тяжести, так что месть тут ни при чём. Ни я, ни моя жена не будут настаивать на реальном сроке — я там был, там нет ничего интересного. Сможешь не сесть — удачи тебе. Вот только на будущее реши для себя, что важнее: закон, понятия, выгода или справедливость, а не мешай всё в свою пользу.