Пришлось провести шесть часов в салоне самолёта с годовалым ребёнком, от которого весь полёт на весь салон, простите, едко воняло говном. Прямо биологическое оружие массового поражения в ангельском обличии. Ребёнок маленький, может, болеет; могут быть ещё сотни причин, чтобы не помыть ребёнку попу, поменять подгузник или иным способом избавить остальных пассажиров от страданий. В конце концов, при покупке билета скидку за вонь никто не делал, а ехать не 15 минут и даже не час, чтобы терпеть.

Я поведала о происшествии коллегам в позитивном ключе, дабы усладить их уши презабавнейшей историей о командировочных перипетиях. В голосе они, конечно, могли услышать и нотки моего возмущения, так как я всегда считала, что надо к попутчикам относиться уважительно: не мешать им громкими разговорами, музыкой, храпом, своими сумками, вонючими подмышками, вшами, перегаром, тошнотой и другими изощрёнными способами. Так меня воспитывали, в общем: не нарушай ничьих прав, в том числе на комфортный проезд. А тут такое… Когнитивный диссонанс обеспечен, но матери той, естественно, никто ничего не сказал.

Коллегам история понравилась: всегда приятно, когда дерьмо (во всех смыслах) случается не с тобой. Все посмеялись. Однако от одной коллеги я выслушала сполна: о том, что мне нельзя с таким подходом иметь детей, что такое только от мужика можно услышать, что «если не нравится — покупай собственный самолёт», что я ничего не понимаю, пока не родила, «а что матери ещё было делать!?», «родишь — сама так будешь поступать», а также обязательные «нуонажемать» и «этожеребёнок».

Я прекрасно знаю, что к своему ребёнку она очень трепетно относится и перегрызёт за него любую глотку. Но эта история с её чадом ничего общего не имела, и даже мать того не была обижена ничьим замечанием, а страждущие страдали молча. Однако на меня пролились фонтаны помоев, потому что кто-то очень обиделся, возмутился, как за своего, и заступился за права ребёнка, которые никоим образом нарушены не были.