Мне скоро двадцать. Я скромно держусь чуть позади взрослых и важных людей. Я всё ещё не вполне понимаю, что происходит. Я хороню маму. Мне помогают. Меня поддерживают. Меня утешают.

— Конечно, это она сама виновата. Запустила, не заметила, забегалась. Умнее надо быть. Она всегда слишком весёлая была, вот и получила.

— Не за того замуж вышла, не так любила, надо было за другого, богатого выходить. За деньги за границей вылечили бы.

— Далась ей эта работа. Неблагодарная, да с детьми. Надо было, как я, в офисе сидеть, тихо и спокойно.

— Молиться надо было, в церковь ходить. Пусть и не верила, а покреститься не помешало бы. Боженька бы не обидел.

— Надо было к экстрасенсам идти. Карму вычистить. Карма зашлаковалась, засорилась, от этого и началось.

— А ты нос не вешай, деточка. Что ты стоишь смурная, каменная? К людям приветливее надо быть, поласковее.

— Почему ты не плачешь?! Ты должна плакать! Стой и плачь!

— Ты насчёт блинов не забыла? Хватит на всех? А водки достаточно? Может, послать моего ещё взять? Водки должно быть много!

— Что за дурацкий платок? Ты что, не могла прилично одеться? На тебя же люди смотрят!

— Сколько беготни по инстанциям-то будет! Ноги собьёшь. Зато квартира своя. Повезло тебе.

— Тебе теперь надо побыстрее замуж. С таким приданым тебя любой дурак за себя возьмёт.

— Ты вещи никому не отдавай. Нечего нищих одаривать. Я приеду, покопаюсь, заберу сама, что получше.

— Не забудь, пожалуйста, про тот долг. Сейчас, конечно, не место и не время говорить о деньгах, но ты должна меня понять.

— Э-эх, что ж делать, судьбинушка твоя теперь сиротская, придётся тебе несчастий да горюшка испить вволю-ю-ю… (Срывается в визг.)

Соболезнователи, как же вы меня… Но я молода. Я ещё спляшу на ваших могилах.