Есть некая личность, назовём её Машей. Маша — стандартная представительница того самого типа прекрасного пола, который восхищённо смотрит на мир глазами девочки-подростка в свои двадцать пять.

Сегодня в её статусе в «контактике» красуется искренняя и чистая надпись: «Мишенька, солнышко, как я тебя люблю!» Вся стена Мишеньки, ясное дело, разрисована сердечками, закидана проникновенными песнями о любви от одноразовых певичек, чьи имена даже не стоят того, чтобы их вспоминали.

А ведь всего месяц назад Машенька встречалась с Димочкой, и любовь у них тоже была искренняя и чистая. Ну, относительно. Вся стена Димы тоже была залита признаниями в любви; ребят нередко можно было встретить на скамеечке в парке, щебечущих друг другу всякие розово-сопельные глупости, а в обществе друзей они непременно забывали про наличие такого прекрасного изобретения, как имена, переходя на «заинек», «котиков» и прочий зоопарк. А потом они с Димочкой не поделили гипотетический апельсин. Машенька долго плакала ночами в подушку, даже пыталась поцарапать венки (правда, нож был тупой и резать нужно было не поперёк), но, как у любого неудачливого суицидника, всё закончилось уничтожением печенья в планетарных масштабах и продолжительной (пару дней, что ли) депрессией.

А до Димочки был Павлик. А до Павлика — Виталик. А до Виталика… неважно. И каждый раз всё проходило по одному и тому же сценарию: засорение стен, лавочки в парках, наполненные грустью и печалью расставательные эсемески.

И каждому она говорила, что любит его больше всего на свете. И с каждым придумывала имена будущим детям. И каждому писала слезливые письма. И для каждого находила пару дней для грусти и тоски. Но каждого бросила бы, не раздумывая, для более выгодной партии.

Нет, у Машеньки всё будет хорошо. Она выйдет замуж, родит ребёнка, но, скорее всего, они «не сойдутся характерами», и в мире станет на одну разведёнку бальзаковского возраста с ребёнком у юбки больше.

Но Машенька так и не узнает цену этому слову. Она не отличит истинную судьбу от мимолетной влюблённости.

У замечательной писательницы есть маленький рассказ:

…сначала и руки на себя наложить хотел, и все, а потом время шло-шло, и я такое понял… Сейчас в этом даже признаться грех, я знаю, что грех, но я тебе скажу: никогда я её на самом деле не любил. Не смотри на меня так, я пьяный, дай скажу. Не любил — и всё. Потому что любить — это знаешь, что? У меня папу машина сбила, когда мне было шесть лет. Они с матерью так ругались, ты не представляешь себе. Такое он творил… Он и выгонял нас, и орали, и вещи таскал, и это самое. И руки иногда это… До такого её доводил… Ужас. Так вот, его когда с улицы принесли, люди стоят, всё такое, — так вот мама кричала: «Наконец ты, подонок, сдох!», «Наконец ты, подонок, сдох!», и ногами его, ногами… А сама плааааачет. Плаааачет. Я же всё понимал ты что думаешь, мне шесть лет было, а я уже понимал. А у меня такой любви и не было никогда. Пока всё это… не случилось, я и не знал даже.

И у Машеньки не было. И печально, если не будет. Так что, Машенька, самое время задуматься и научиться различать, ради кого стоит мочить многострадальные подушки, а ради кого не стоит разбрасываться высокопарными фразами.