Около десяти лет назад мне и двум братьям по наследству досталась комната в коммунальной квартире. По семейно-бюрократическим причинам вышло так, что самый удобный вариант пользования этой площадью — сдавать, а деньги делить на троих (ни жить в ней кому-то одному, ни продать не получается). Этим мы и занялись. Вернее, в основном я занялась, так как оба брата живут довольно далеко, а я — в часе ходьбы. За эти годы я столько узнала о людях, что прямо-таки жалею об отсутствии у себя писательского таланта: можно было бы написать множество рассказов в духе то ли Булгакова, то ли Зощенко.

Сразу скажу: нормальных людей среди жильцов было много. Но куда больше запоминаются, как вы понимаете, не они.

Чтобы избежать возможных проблем, с жильцами официально оформляется договор, где прописаны все права и обязанности сторон. Заселяю двух студенток. В договоре русским по белому значится: живут в комнате две девочки, Маша и Таня, домашних животных нет, курить можно только на балконе. Через два месяца я буквально тону в потоке жалоб от соседей: комната превратилась в хипповскую вписку, ночует там от пяти до восьми человек (видимо, спят буквально друг на друге, иначе непонятно, как там столько помещается), табачный дым коромыслом и кошка каждую ночь орёт, требуя кота. Нарушен буквально каждый пункт договора.

Приезжать просто так с проверкой мне кажется неэтичным, поэтому дожидаюсь дня оплаты. По словам Маши и Тани, соседи на них наговаривают: мальчик Коля вот только что пришёл в гости (может, и так; я не придумала, как проверить), табаком пахнет от соседей сверху через вентиляцию (через неё никогда ничем не пахло, но мало ли). О том, что никакой кошки у них нет, наврать не получилось: во-первых, моя аллергия на кошачьих не дала им шанса, во-вторых, с балкона раздался истошный «мяв». Дала им 24 часа на то, чтобы освободить помещение от своего присутствия, и подверглась нехилой телефонной атаке: мне попеременно звонили то мама Маши, то папа Тани и вопрошали, понимаю ли я, на какую ужасную судьбу обрекаю бедных девочек. В итоге выселять «бедных девочек» пришлось с милицией. Вскоре обнаружилась, что Маша и Таня мне на прощание напакостили. Не представляете, какой мерзкий запах к утру начинает издавать засунутая за батарею сырая рыба!

Ещё один жилец — тоже студент. Живёт один, кошек контрабандой не протаскивает, не курит даже на балконе. Правда, в день первой оплаты он решил, что оговоренная при заселении цена слишком высока, и предложил мне брать с него в два раза меньше. Аргументировал тем, что я должна понимать, что по сути беру деньги ни за что, в его родном Саратове аналогичное жильё стоит ещё меньше, чем он сейчас предложил, а институтская общага — так и вообще полторы тысячи в семестр за комнату на одного. Правда, ни ехать в родной Саратов снимать за те же деньги хоромы в центре, ни переселяться в расположенную в славном городе Люберцы общагу он не хотел. Он хотел продолжать жить в моей комнате, но в два раза дешевле. Тыкаю пальцем в договор, где указано, что в течение года я не имею права изменять цену (сформулировано именно так). Мне тут же заявляют, что я могу при желании согласиться делать это неофициально. Правда, объяснить, почему у меня должно быть желание лишаться денег и врать агентству, он так и не смог. Сошлись на том, что я кровопийца и не хочу входить в положение бедного мальчика, которого, кстати, никто не заставлял с ножом у горла подписывать договор.

Жильцы — два брата. Молодые, но уже вполне взрослые мужики — одному 27, второй то ли на два, то ли на три года младше. Полгода всё было в порядке: не пьют, не курят, не дебоширят. Потом за неделю случилось несколько столкновений с остальными соседями (квартира, напомню, коммунальная) в связи с внезапно появившейся привычкой класть в общий холодильник пахучие продукты без упаковки. Соседям вполне ожидаемо не понравилось есть пропахшую чужой пищей еду. То ли третья, то ли четвёртая стычка кончилась дракой, инициаторами которой стали мои жильцы. При этом они были полностью уверены, что раз они платят деньги, имеют право вести себя, как считают нужным, и очень удивились, что это, оказывается, не так.